Его называли Гран Шарль. Великий Шарль. Он собирался петь до ста лет, но не все планы могут быть воплощены в жизнь. Даже планы Великого Шарля. В ночь на понедельник на юге Франции месье Азнавур скончался. Ему было 94.
В прошлом году, объявляя о своем турне, он говорил, что написано еще 40 песен. «Ну, запишу дюжину для начала, - рассказывал он журналистам. - Я же именно так зарабатывал на жизнь сперва - пел для других». Турне пришлось свернуть в Санкт-Петербурге: Азнавуру стало плохо, концерт отменили. Вернее, оптимистично перенесли на следующий год.
Хотя оптимизмом от великого шансонье не веяло никогда. Мне довелось видеть его трижды, один раз - на концерте. Он казался человеком, который постоянно находится в интереснейшем диалоге и с собой, и со своей памятью, включающейся вдруг, как софиты на сцене, освещающей его лицо, его маленькую фигуру и сметающей потом все наносное, ненастоящее. Не случайно одна из самых его известных, любимейших во Франции (и не только) песен называется «Нет, я ничего не забыл» (Je N'Ai Rien Oubli ).
Ему не надо было забывать, чтобы петь и жить. Ни судьбу родителей, ни романы, ни-че-го. «Современность не в том, чтобы быть модным. Она в том, чтобы быть в своем времени», - говорил он и снова выходил на сцену, как лепестки ромашки, перебирая воспоминания, пока многотысячные залы замирали, плакали, тонули в его тембре, чтобы через пару минут вынырнуть и попасть под жесткий ритм уже сатирической поэзии, которая площадной скороговоркой лезла сквозь всю эту лирику, за которую его полюбили там, где не понимали французский язык.
Молодые, которых «двигала» Эдит Пиаф, - говорил Азнавур, - обычно были ее любовниками. Я - нет, я зацепил ее другим. Мы оба были детьми улиц, это общее прошлое нас сблизило. И Пиаф была единственной женщиной, которая оказала на меня влияние.
Как дитя улиц, он бывал беспощаден в своих стихах. Современные хип-хопперы выглядят рядом с ним, как пай-мальчики, не умеющие пользоваться словом с такой хирургической точностью. Словом и голосом, который может обволакивать томностью, а потом резать по живому. Да, под наркозом французского шансона.
А шансона больше уже и не будет. Последний французский шансонье ушел. Еще 28 сентября на одном французском канале он появился и сказал: «Я чувствую себя живым, и это очень важно. Возраст не существует». И сказал, что они с сестрой решили дожить до ста. И она, сестра, не имеет права отступиться. И он, Азнавур не имеет права.
Он отступился. Все-таки. Но на прощанье успел произнести в довольно банальном телешоу: «Ведь чувствуется, что я счастлив, когда выхожу туда, что зовется сценой?» Чувствуется.
